По ком звонит колокол - Страница 151

151

— Оставь свою maquina у себя, — сказала Пилар. — Мы тут долго не пробудем. Пабло подойдет, и мы сейчас же тронемся в путь.

— Рафаэль, — сказал Роберт Джордан, — иди сюда, за мной. Сюда. Вот так. Видишь, вон там, из отверстия дренажной трубы вылезают люди? Вон, за грузовиком, Идут к грузовику, видишь? Подстрели мне одного из них. Сядь. Не торопись.

Цыган тщательно прицелился и выстрелил, и когда он отводил назад рукоятку затвора и выбрасывал пустую гильзу, Роберт Джордан сказал:

— Мимо. Ты взял слишком высоко и попал в скалу. Вон, видишь, осколки сыплются. Целься фута на два ниже. Ну, внимание. Они опять побежали. Хорошо!

— Один есть, — сказал цыган.

Человек упал на полдороге от дренажной трубы к грузовику. Остальные двое не остановились, чтобы подхватить его. Они бросились назад, к отверстию трубы, и скрылись в глубине.

— В него больше не стреляй, — сказал Роберт Джордан. — Целься теперь в шину переднего колеса грузовика. Если промахнешься, попадешь в мотор. Хорошо. — Он следил в бинокль. — Чуть пониже. Хорошо. Здорово стреляешь! Mucho! Mucho! Теперь постарайся попасть в крышку радиатора. Даже не в крышку, лишь бы в радиатор. Да ты просто чемпион! Теперь смотри. Что бы ни появилось на дороге, не подпускай ближе вон того места. Видишь?

— Гляди, сейчас ветровое стекло пробью, — сказал довольный цыган.

— Не надо. Грузовик уже достаточно поврежден, — сказал Роберт Джордан. — Побереги патроны, пока еще что-нибудь не появится на дороге. Открывай огонь тогда, когда оно поравняется с дренажной трубой. Если это будет машина, старайся попасть в шофера. Только стреляйте тогда все сразу, — сказал он Пилар, которая подошла к ним вместе с Примитиво. — У вас тут великолепная позиция. Видишь, как этот выступ защищает ваш фланг?

— Шел бы ты делать свое дело с Агустином, — сказала Пилар. — Кончай свою лекцию. Я тут местность получше тебя знаю.

— Пусть Примитиво заляжет вон там, повыше, — сказал Роберт Джордан. — Вон там. Видишь, друг? С той стороны, где начинается обрыв.

— Ладно, — сказала Пилар. — Ступай, Ingles. Оставь при себе свои умные советы. Здесь дело ясное.

И тут они услышали шум самолетов.

Мария давно уже была здесь с лошадьми, но ей с ними не было спокойнее. И им с ней тоже. Отсюда, из леса, не было видно дороги, и моста тоже не было видно, и когда началась стрельба, она обняла за шею гнедого жеребца с белой отметиной, которого она часто ласкала и угощала лакомыми кусками, пока лошади стояли в лесном загоне близ лагеря. Но ее волнение передавалось гнедому, и он беспокойно мотал головой, раздувая ноздри при звуке стрельбы и разрывов гранат. Марии не стоялось на месте, и она бродила вокруг лошадей, поглаживая их, похлопывая, и от этого они пугались и нервничали еще больше.

Прислушиваясь к стрельбе, она старалась не думать о ней как о чем-то страшном, происходящем на дороге, а просто помнить, что это отстреливается Пабло с новыми людьми и Пилар со своими и что она не должна бояться или тревожиться, а должна твердо верить в Роберто. Но ей это не удавалось, и трескотня выстрелов внизу и дальше, за мостом, и глухой шум боя, который долетал из ущелья, точно отголосок далекой бури, то сухим раскатистым треском, то гулким буханьем бомб, — все это было чем-то большим и очень страшным, от чего у нее перехватывало дыханье.

Потом вдруг она услышала могучий голос Пилар снизу, со склона, кричавшей ей что-то непристойное, чего она не могла разобрать, и она подумала: о господи, нет, нет. Не надо так говорить, когда он в опасности. Не надо никого оскорблять и рисковать без надобности. Не надо испытывать судьбу.

Потом она стала молиться за Роберто торопливо и машинально, как, бывало, молилась в школе, бормоча молитвы скороговоркой и отсчитывая их на пальцах левой руки, по десять раз каждую из двух молитв. Потом раздался взрыв, и одна из лошадей взвилась на дыбы и замотала головой так, что повод лопнул, и лошадь убежала в чащу. Но Марии в конце концов удалось поймать ее и привести назад, дрожащую, спотыкающуюся, с потемневшей от пота грудью, со сбившимся набок седлом, и, ведя ее к месту стоянки, она снова услышала стрельбу внизу и подумала: больше я не могу так. Я не могу жить, не зная, что там. Я не могу вздохнуть, и во рту у меня пересохло. И я боюсь, и от меня никакой пользы нет, только пугаю лошадей, и эту лошадь мне удалось поймать только случайно, потому что она сбила набок седло, налетев на дерево, и попала ногой в стремя, но седло я сейчас поправлю и — о господи, как же мне быть! Я не могу больше.

Господи, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось, потому что вся моя душа и вся я сама там, на мосту, Я знаю, первое — это Республика, а второе — то, что мы должны выиграть войну. Но, пресвятая, сладчайшая дева, спаси мне его, и я всегда буду делать, что ты велишь. Ведь я не живу. Меня больше нет. Я только в нем и с ним. Сохрани мне его, тогда и я буду жить и буду все делать тебе в угоду, и он мне не запретит. И это не будет против Республики. О, прости мне, потому что я запуталась. Я совсем запуталась во всем этом. Но если ты мне его сохранишь, я буду делать то, что правильно. Я буду делать то, что велит он, что велишь ты. Я раздвоюсь и буду делать все. Но только оставаться здесь и не знать — этого я не могу больше.

Потом, когда она уже снова привязала лошадь, поправила седло, разгладила попону и нагнулась, чтобы затянуть потуже подпругу, она вдруг услышала могучий голос Пилар:

— Мария! Мария! Твой Ingles цел. Слышишь? Цел. Sin novedad.

Мария ухватилась за седло обеими руками, припала к нему своей стриженой головой и заплакала. Потом она снова услышала голос Пилар, и оторвалась от седла, и закричала:

151